"Профессия не доолжна убивать в актрисе женщину!" ("Домашний очаг")

Старшеклассница, к тому же отличница, строгая, правильная. Таким было первое впечатление от актрисы Екатерины Климовой. Но вот она позирует фотографу, надевает одно платье, второе, третье... Совсем другой человек: красивая, уверенная в себе, уже не старшеклассница - женщина.

Платья на ней оживают, обретают характер: чувственно-красное, задумчиво-зеленое, непредсказуемо-белое... Когда закончится съемка, они будут скомканы, брошены в сумку и снова превратятся в обыкновенные разноцветные тряпки, в очередной раз убеждая нас в том, что не платья делают женщину, а женщина платья. И все-таки есть в Кате что-то по-детски озорное. Трудно распознать в ней героиню отечественных телесериалов, из которых наибольшую популярность принесла ей Натали в «Бедной Насте».

ДО: Вы сказали отличница?

ЕК: Ничего подобного! В школе я училась кое-как. Правда, двоечницей не была, но точные науки меня приводили в ужас. В театральное я поступила по своей инициативе, сразу после школы. В семье актрис никогда не было, и родители не сказали ни да, ни нет, они просто были поставлены перед фактом.

ДО: Но мечтали вы, наверное, о большом кино, а не о сериалах?

ЕК: Мечтала о профессии, многие девочки хотят стать актрисами. Что касается сериалов... Почему бы нет? Это кино и театр одновременно. Сейчас далеко не все ходят в кино и театры, а для многих сериалы - это отдушина. Люди взрослеют, но остаются теми же детьми и с возрастом все больше нуждаются в том, чтобы им рассказали сказку. К тому же в сериалах сниматься очень сложно: попробуй-ка удержать внимание зрителя на протяжении долгого времени! В «Бедной Насте» я плакала раз сто. И каждый раз приходилось придумывать что-то новое: то плачешь навзрыд, то плач переходит в смех, то закрываешь лицо руками, то еле заметные слезы в глазах, плачешь как бы про себя...

ДО: А в жизни плакать приходилось?

ЕК: Я плакать не умею. У меня серьезные эмоции почему-то переходят в противоположность: когда надо плакать, смеюсь. Надо, к примеру, сурово спросить: «Ты мне изменяешь?» Не смогу.

ДО: Это в жизни или в кино?

ЕК: В кино помогает жизненный опыт, а когда его не хватает, начинает работать воображение. К примеру, в той же «Бедной Насте» Натали задает этот вопрос: «Ты мне изменяешь?» - несколько раз и всегда по-разному. Порой и слов не надо, достаточно немого вопроса, когда спрашиваешь глазами. Кричать, топать ногами, хамить в трамвае проще всего, гораздо интереснее не выражать эмоции открыто, напрямую, а намекнуть, дать понять.

ДО: Это все кино. А как же в жизни?

ЕК: В жизни не остается времени почти ни на что, кроме работы. Забросила свое любимое фехтование, верховую езду. Даже на презентации не хожу, хотя бывает соблазн, особенно когда предупреждают, что будут вручать подарки. (Смеется.) Надо с семьей общаться, с дочерью...

ДО: Любите бывать дома?

ЕК: На самом деле я очень домашний человек. Если съемка откладывается или рано заканчивается, лечу домой немедля. Лизе - Елизавете Ильиничне, дочери, - четыре года. Она на попечении двух бабушек, которых называет мамами. А меня - то Катей, то мамой в зависимости от того, как часто видит. Это ни с чем не сравнимое удовольствие - общаться с дочкой, читать ей на ночь сказки Пушкина...

ДО: Ребенок профессии не помеха?

ЕК: Ну что вы? Конечно, нет. Более того, нельзя, чтобы ребенок рос один: у Лизы обязательно должен быть братик или сестричка. В детстве у нас с сестрой были очень доверительные отношения. И вообще, профессия не должна убивать в актрисе нормальную женщину. Я, например, люблю готовить и не упускаю случая побыть на кухне. Печь, к сожалению, не умею. Бабушка моя потрясающе печет, хочу выкроить время и непременно поучиться у нее. Дома есть еще член семьи, бультерьер по кличке Бесса. Он уже старенький, и мы его очень любим.

ДО: А другая любовь? Я имею в виду...

ЕК: Я поняла, что вы имеете в виду. Любовь должна быть там, где семья. Не раздельно, не на стороне. И если бы я так не думала, не развелась бы с мужем.

ДО: Вы собственные сериалы смотрите?

ЕК: Тоже урывками. Чтобы увидеть, что получилось, а что нет.

ДО: Или как выглядите в том или ином платье?

ЕК: На самом деле я не так зациклена на платьях, как обо мне пишут. Могу надеть джинсы или юбку, ботинки. Не слежу за модой, покупаю то, что нравится. После «Насти» все во мне почему-то стали видеть томную романтичную даму девятнадцатого века. В сериале «Грехи отцов», где я тоже снималась, действие происходит в начале двадцатого. Вот мое любимое время. Суровое, странное, духовное, очень противоречивое...

ДО: Похоже на наше?

ЕК: Нет. То была уникальная эпоха, уникальная культура, уникальные личности. Обращение к себе, к миру, к Богу, к вечности - все делалось искренне, по большому счету. Сегодня больше суеты и показухи. А в суете стираются какие-то важные вещи. Ведь оттого, что я хожу в церковь и ставлю свечки, я не становлюсь ближе к Богу. Ритуальность не приближает к истине, а отдаляет от нее.

ДО: Но вы верующая?

ЕК: Верующая. Религия приносит успокоение, хотя бывают ситуации, когда одной веры недостаточно. Я, например, не могу смириться с тем, что где-то голодают или гибнут дети, как бы мне это ни объясняли. Попыталась найти для себя какие-то ответы в философии и поняла одно: человек бесконечен, как космос. Надо почувствовать в себе эту бесконечность. А мы все делаем на бегу, не успевая прислушаться ни к себе, ни к чему-либо еще. И однажды чувствуем, что иссякли. Уходит что-то важное, остается одна оболочка - красивая, равнодушная оболочка в иномарке. Временами сама чувствую, что становлюсь равнодушной. Беру Достоевского. Его-то я могу перечитывать сколько угодно. Он помогает вернуть настоящие чувства, понять людей. Читаю и чувствую: уходит равнодушие, пустота заполняется. Знаете, я недавно сделала для себя открытие: любить человека - это значит любить его как самого себя.

"Домашний очаг", март 2005 г.